В преддверии празднования Дня Победы Историко-краеведческий музей Брянского района начинает серию публикаций "Навечно в истории" о Великой Отечественной войне.
И начать мы хотим с отрывка рассказа нашего земляка,фронтовика, почётного гражданина города Брянска, Брянского района и посёлка Стеклянная Радица, заслуженного работника культуры Российской Федерации, члена Союза писателей России,100- летие которого мы отмечаем в 2022 году- Валентина Давыдовича Динабургского.
(Марш в неизвестность)
В полночь на многолюдном брянском вокзале нас ждали десять пульманов и мощный локомотив “ФД”, гулко разводящий пары. В каждом вагоне — сто голов. Все одногодки, рожденные в 1922-м. Нам почти по девятнадцать; мы все — брянские. Тысяча призывников.
В вагонах темно. Дверь наглухо закрыта и закручена снаружи проволокой толщиной с палец. Нар нет. Грязный пол. В одном углу — железная бочка с водой. К ней цепью прикована алюминиевая кружка. В другом — три бумажных мешка с армейскими сухарями. В третьем — прямо в полу прорублена дыра, для общих надобностей.
Молчали. Ждали. Но вот поезд напрягся, дернулся. Поехали...
Скорости нашего эшелона позавидовал бы любой экспресс. Перочинными ножами мы расширили скупые щели обшивки вагона. В наплывавшем сером утре — перелески, поля, луга. С рассветом настроение мало-мальски улучшилось.
Часа в четыре дня 22 июня (часов-то ни у кого не было!) кто- то сквозь щель прочитал: “Псков”. Поезд, замедлив ход, остановился. Озадачило, что вокзал был пуст, и только две девушки с противогазными сумками через плечо медленно прогуливались по пустынному перрону. Увидели смазчика колес в проёме щели:
— Что случилось-то?
— А вы что, не знаете? Война началась, орясины! Война! Киев бомбили, Минск! Беда пришла, беда...
За дверью послышалась какая-то возня: раскручивали монтировкой проволоку. В открывшуюся дверь хлынул обильный июньский свет.
— Выходи с вещами, становись!
Шли недолго и без всякой команды остановились, увидав какой-то игрушечный поезд — маленькие вагончики, маленький паровозик, на тендере которого бугрился какой-то белый уголь, оказавшийся сланцем. Пёстрый этот поезд, как мы потом догадались, был дачным. В вагончиках было душно и тесно. Кто успел, кому повезло — сидели. Остальным, в том числе и мне, пришлось стоять весь неблизкий путь.
Торопливо завершив посадку, игрушечный паровозик, натужившись, дёрнул раз, второй — и состав стал набирать скорость. Название первой же встретившейся станции — Петсури — дало нам понять, что мы в Эстонии.
Ехали без остановок часа 3-4. Хотелось есть и пить, но об этом, видимо, никто из сопровождающих даже не думал.
Внезапно игрушечный поезд, сбавив ход, остановился на каком-то безымянном полустанке. Пассажиры-новобранцы высыпали на широкий луг поразмяться. Вдали виднелась какая-то роща или лесок. Надо сказать, что в Эстонии в это время года день как-то плавно перетекает в ночь, ибо ночи там — белые.
Через какое-то время мы все ощутили какой-то утробный гул, исходящий, казалось, как бы из-под земли. “Воздух”! — этот сигнал бедствия был нам ещё не знаком. Задрав головы, мы с любопытством наблюдали,'как широкие крылья “юнкерсов” с жёлтыми крестами и свастиками почти полностью зашторили высокое эстонское небо. Армада шла медленно, на большой высоте, направляясь, видимо, на Ленинград или Ригу. Вдруг из нижнего яруса отделились три машины и, круто завалившись на левое крыло, стремительно, со страшным воем понеслись к земле. Первые разрывы бомб вывели нас из оцепенения. Надо бы залечь, прижаться, вдавиться в землю, а мы бросились, как овцы, врассыпную. Несколько вагончиков уже полыхало, два из них было отброшено в сторону, они лежали на боку...
Израсходовав запас бомб, “юнкерсы” на бреющем полете пустили в ход пулемёты, расстреливая несмышлёных юнцов, пытавшихся добежать до леса. Пять-шесть минут (а может, и меньше) длился этот кошмар. Вдруг всё стихло. Тишина нависла такая, что каждый слышал не только стук своего сердца, но, казалось, и стук сердца соседа. Было ещё совсем светло (ох, эти белые ночи!), хотя, надо думать, первые сутки Великой Отечественной войны были уже на исходе. Собирая убитых и раненых, никто из нас даже предположить не мог, что впереди ещё 1417 подобных дней и ночей. Немногим было суждено их пережить...
Братскую могилу копали руками. Не было ни лопат, ни ломов. Разобрали аккуратный штакетник на полустанке и молча ковыряли эстонскую землю.
Сколько их было, погибших, ещё не солдат, ни дня не воевавших? Не считали. Их сложили в один ряд плечом к плечу, и никто даже не додумался собрать документы. Так и лежат теперь, безымянные, в безымянной братской могиле на чужой земле. Брянские, карачевские, почепские ребята. Скорее всего, прошли по спискам пропавших без вести.